Четыре сезона [litres] - Стивен Кинг

– Ничего себе! – воскликнул Моррис. – Знаешь, он не очень-то общителен, но я понял, что он родом не отсюда и натурализовался. Совсем как я. Я же родился в Польше. В Радене.

– В самом деле? – вежливо отозвался Тодд.

– Да. А знаешь, как в Радене называют оранжевые крышки канализационных колодцев?

– Нет, – ответил Тодд, улыбаясь.

– Блины! – Моррис засмеялся. Тодд тоже засмеялся, а Дюссандер покосился в их сторону и недовольно нахмурился. Но тут Моника что-то спросила, и он повернулся к ней.

– Так, значит, твой знакомый принял гражданство США?

– Да, – подтвердил Тодд. – Он из Германии, из Эссена. Знаете такой город?

– Нет, – ответил Моррис, – но однажды мне довелось быть в Германии. Интересно, а твой знакомый воевал?

– Понятия не имею.

– Нет? Ну, и не важно! После войны много воды утекло… В голове не укладывается – еще каких-то пару лет, и по возрасту в президенты смогут баллотироваться люди, родившиеся после войны! Для них «Дюнкеркское чудо» сорокового года и переход Ганнибала со слонами через Альпы в третьем веке до нашей эры, должно быть, события одного ряда.

– А вы сами были на войне? – поинтересовался Тодд.

– Можно сказать, был. Ты молодец, что пришел навестить старика, даже двух, если меня тоже посчитать.

Тодд скромно улыбнулся.

– Ладно, пожалуй, посплю: что-то я устал, – сказал Моррис.

– Поправляйтесь! – пожелал Тодд.

Моррис кивнул и, улыбнувшись, закрыл глаза. Тодд вернулся к кровати Дюссандера, родители засобирались домой. Отец выразительно посмотрел на часы и притворно удивился, что уже так поздно.

Однако Моррис Хайзел не уснул – он долго лежал с закрытыми глазами, размышляя.

Через два дня Тодд пришел в больницу один. На этот раз Моррис Хайзел был погружен в глубокий сон.

– Ты справился! – тихо похвалил Дюссандер. – А потом заходил в дом?

– Да. Убрал на место шкатулку и сжег проклятое письмо. Вряд ли оно кого-нибудь заинтересовало бы, но я испугался… короче, так вышло! – Тодд пожал плечами, не зная, как объяснить Дюссандеру почти суеверный страх, который он испыты-

вал при одной мысли, что письмо могут прочесть и выяснить, насколько давно оно было получено.

– Когда придешь в следующий раз, пронеси незаметно виски, – попросил Дюссандер. – Без сигарет я еще могу обходиться, а…

– Я больше не приду, – ровным голосом произнес Тодд. – Никогда. Это наша последняя встреча. Мы в расчете.

– «В расчете»… – Дюссандер сложил руки на груди и улыбнулся. Улыбка вышла неискренней… но другой старик изобразить не смог. – Ты меня не удивил – я ждал чего-то подобного. Меня отсюда выпустят на будущей неделе… во всяком случае, обещают. Врач говорит, несколько лет я еще протяну. Я спрашивал, сколько конкретно, но он в ответ только смеется. Думаю, что он полагает два, максимум три года. Но я могу его удивить и протянуть до года Оруэлла[22].

Тодд, который пару лет назад при таких словах обязательно бы настороженно нахмурился, сейчас только равнодушно кивнул.

– Но ясно одно – до начала века мне не дотянуть.

– Я хочу кое-что выяснить, – обратился Тодд к старику, пристально глядя ему в глаза. – Ради этого я и пришел. Я хочу, чтобы ты объяснил мне свои слова.

Тодд посмотрел на кровать соседа Дюссандера по палате и, подвинув стул поближе к старику, уловил исходивший от него затхлый запах – точь-в-точь как в музейных залах с экспонатами Древнего Египта.

– Спрашивай.

– Насчет того бродяги. Ты упомянул о моем личном опыте. Что ты имел в виду?

Дюссандер улыбнулся чуть шире:

– Я читаю газеты, мальчик. Старики всегда читают газеты, причем не так, как молодые. Ты слышал о том, что к взлетным полосам некоторых аэропортов Южной Америки слетаются грифы, когда задувает опасный боковой ветер? Стрики читают газеты именно так. Неделю назад в воскресном выпуске была

статья. Конечно, не на первой полосе – бродяги и пьяницы не заслуживают того, чтобы о них рассказывали на первой полосе. Но там был большой «подвал», который назывался «Кто расправляется с изгоями Санта-Донато?». Статья жесткая, типичный продукт желтой прессы. Американцы такими славятся.

Тодд сжал кулаки, пряча обгрызенные ногти. Он никогда не читал воскресных газет, предпочитая заниматься чем-то другим. Конечно, после каждого «приключения» он просматривал прессу примерно неделю, а то и больше, но его жертвы никогда не удостаивались упоминания на первых страницах. Новость о том, что какому-то журналюге удалось связать эти убийства в единое целое, привела его в бешенство.

Дюссандер продолжил:

– В статье говорилось о нескольких изуверских убийствах. Жертвы были зарезаны или забиты насмерть, как выразился журналист, с «нечеловеческой жестокостью», но газетчики любят преувеличивать, верно? По признанию самого автора этой статьи, в последние годы бродяг в нашем городе развелось прискорбно много. И далеко не все они умирают от естественных причин или из-за дурных привычек и избранного образа жизни. Убийства в подобной среде совершаются довольно часто, но это дело рук в основном такого же отребья, поводом служат конфликты при игре в карты или дележе спиртного. Обычно убийцу мучают угрызения совести, и поймать его просто. Но последние убийства остались нераскрытыми. Мало того, по мнению этого журналиста, участились случаи пропажи бездомных. Он, конечно, допускает, что эти люди не сидят на месте и запросто подаются в другие края. На то они и бродяги. Но многие исчезли, не забрав чеков для выплаты пособий по социальному обеспечению или за поденную работу, которые можно погасить только в пятницу. И журналист резонно задается вопросом: не стали ли они жертвами загадочного убийцы, а их тела еще просто не нашли? Фу!

Дюссандер поморщился и махнул рукой, будто отметая столь невероятное предположение.

– Все это, конечно, глупости, написанные с единственной целью пощекотать нервы обывателям в выходной день. Чтобы подлить масла в огонь, журналист прибегает к старому, но про-

веренному приему и припоминает известных серийных убийц. Кливлендского Мясника, орудовавшего в Огайо в тридцатых годах, Зодиака, действовавшего в Северной Калифорнии и Сан-Франциско в конце шестидесятых. Загадочного мистера Икс, убившего Черную Орхидею. И даже фольклорного Джека Прыгуна из Викторианской эпохи. Но эта статья заставила меня задуматься. А что еще делать старику, когда старые друзья перестают его навещать?

Тодд молча пожал плечами.

– И я подумал, что будь у меня желание помочь этому гнусному журналисту, а желания такого я, понятно, не испытываю, то мог бы пролить свет на некоторые исчезновения. Разумеется, я имел в виду не убитых, чьи трупы нашли, – помилуй, Господи, их грешные души, – а лишь некоторых пропавших бродяг. Потому что их тела находились в моем подвале.